Выходит батальон из боя,
выходит из чужой ошибки.
Трубач истерзанной трубою
хрипит мелодии обрывки.
Выходит, не забрав убитых,
выносит рваные знамёна.
Ему плевать, что там, у сытых,
кому-то вешают погоны.
Кому-то вешают награды,
кому-то выдают наделы –
ему высоких слов не надо,
бинты и хлеб – вот это дело!
...Их выводили на рубеж
и говорили: «За Отчизну!
Патронов нет – зубами ешь,
но честь знамён дороже жизни!..»
Ты перед боем не накуришься,
а перед смертью не надышишься.
Вперёд, братва, отставить хмуриться:
ведь это дело никудышнее!
...И с марш-броска без перекура
на шесть рядов чужой колючки:
«Штык – молодец, а пуля – дура,
вперёд же, лучшие из лучших!»
...И батальон шагнул вперёд
за грань, и там уже – за гранью
в шинель
ударил пулемёт,
начав кровавое гаданье...
...Кому бруствер скатертью
в небесные владения,
кому
без ног на паперти,
кому – жизнь без прощения!..
...И закружил весёлый бал!
ну кто сказал, что бой не Штраус?
он вальс за вальсом выдавал,
и так в тех вальсах танцевалось!
...И партнёрш им хватило сполна,
им, безусым, не знавшим седин!
И вот рота, смертельно хмельна,
улеглась на перины равнин.
Но веселие шло всё сильней,
и летал дымно-огненный фрак
от припудренных взрывом траншей
к яркозубым улыбкам атак.
А потом выходил батальон
на погосты, не взяв мертвецов –
в горьком шорохе пыльных знамён,
жалкой стайкой столетних юнцов...
1989
|