Еловые лапы охотно грызут мои руки.
Горячей смолой заливает рубаху свеча.
Средь шумного бала шуты умирают от скуки
Под хохот придворных лакеев и вздох палача.
Лошадка лениво плетётся по краю сугроба,
Сегодня молчат бубенцы моего колпака.
Мне тесно в уютной коробке отдельного гроба,
Хочется курить, но никто не даёт табака.
Хмурый дьячок с подбитой щекой
Тянет-выводит за упокой.
Плотник Демьян, сколотивший крест,
Как всегда пьян – да нет, гляди-тко, трезв!
Снял свою маску бродячий актер.
Снял свою каску стрелецкий майор.
Дама в вуали опухла от слёз,
И воет в печали ободранный пес.
Эй, дьякон, молись за спасение божьего храма!
Эй, дама, ну что там из вас непрерывно течёт?
На ваших глазах эта старая скушная драма
Легко обращается в новый смешной анекдот.
Вот возьму и воскресну – то-то вам будет потеха!
Вот так – не хочу помирать, да и дело с концом.
Подать сюда бочку отборного крепкого смеха!
Хлебнём и закусим хрустящим солёным словцом.
Пенная брага в лампаде дьячка.
Враз излечилась больная щека.
Водит с крестом хороводы Демьян.
– Эй, плотник, налито! – Да я уже пьян.
Спирт в банке грима мешает актёр.
Хлещет стрелецкую бравый майор.
Дама в вуали и радостный пёс –
Эх, поцеловали друг друга взасос.
Еловые лапы готовы лизать мои руки.
Но я их – в костёр, что растёт из огарка свечи.
Да кто вам сказал, что шуты умирают от скуки?
Играй, мой бубенчик! Работай, подлец, не молчи!
Я красным вином написал заявление смерти.
Причина прогула – мол, запил, куда ж во хмелю?
Два раза за мной приходили дежурные черти,
На третий сломались и скинулись по рублю.
А ночью сама притащилась слепая старуха.
Сверкнула серпом и сухо сказала: "Пора!"
Но я подошёл и такое ей крикнул на ухо,
Что кости от смеха гремели у ней до утра.
Спит и во сне напевает дьячок:
"Крутится, крутится старый волчок"
Плотник позорит коллегу-Христа –
Спит на заблёванных досках креста.
Дружно храпят актёр и майор.
Дама с собачкой идут в тёмный бор.
Долго старуха тряслась у костра,
Но встал я и сухо сказал ей: "Пора".
|