Оттепель. Мы тогда бредили Западом, русской культуры как бы стеснялись. Однажды мне в руки попала моя детская книжка Паустовского – отшатнулся с краской стыда. И тут как раз – звонок Андрона Кончаловского: «Марлен Дитрих приехала! В Доме кино!»
Вечером у Дома кино – не пробиться. Но – Андрон ведь сын баснописца! Сидим в партере. И вот – О н а. Узкое белое платье. Потрясающая фигура. Колье из бриллиантов. Запела! – чуть хрипловато, бесстрастно, как бы сверху – и чудовищно эротично!.. Мы лопались от священного восторга! Вот он – волшебный Запад! Зал ревел... Напились мы тогда у Андрона по-страшному. Проснулись днём, страстно продолжили восторги, и сил пойти вечером на второй концерт Марлен Дитрих уже не было.
Прошло много лет, и как бы сбылись наши оттепельные мечты – пришла Перестройка! Дюжина олигархов и 20 тысяч обкомовцев-ЦКВЛКСэмовцев быстренько скупили – за гроши! – всю Россию. Народ среагировал немедленно – начал вымирать по миллиону в год. Слово «мораль» было оплёвано по самое некуда. Над словами – «долг», «патриотизм», «душевность» издевались сверху донизу, от радио до ТВ. Страной правили Новые Русские Мошенники, блатные и горсть новых бюрократов. Я от этой вони и грязи сбежал на Запад, с ужасом слушал «Новости» об «авторитетах», о путанах, ставших главными звёздами медиа, о Березовских и Смоленских, о батальонах киллеров и прочей пене нашего лжекапитализма. Так прошло 15 лет. Но мало-помалу Россия стала опоминаться, оглядываться – хотя бы стонать.
Я вернулся в Москву. Съездил в Крым. С ужасом бежал из шалманистого, грохочущего Коктебеля. Заехал в Старый Крым и случайно попал в маленький, только что открытый музейчик всеми забытого советского писателя, кумира моего детства К. Паустовского. Осмотрел простенькую экспозицию как бы со снисходительной полуусмешкой и вдруг увидел на стене фотографию: Константин Паустовский, а перед ним на коленях стоит какая-то женщина. Я наклонился, щурясь... и, не веря своим глазам, обернулся к девушке-заведующей. И она кивнула мне – с улыбкой понимания: «Да, это Марлен Дитрих!» А когда девушка рассказала мне историю этой фотографии, пришёл в шок. Потому что оказалось, что 35 лет назад, на том самом втором вечере Дитрих в ЦДЛ, куда мы с Андроном не дошли, случилось нечто фантастическое. В конце концерта на сцену ЦДЛ вышел с комплиментами большой начальник из КГБ и любезно спросил Дитрих: «Что бы вы хотели ещё увидеть в Москве? Кремль, Большой театр, мавзолей?» И эта недоступная богиня в миллионном колье вдруг тихо ему сказала: «Я бы хотела увидеть писателя Константина Паустовского. Это моя мечта много лет!»
Сказать, что присутствующие были ошарашены – значит не сказать ничего. Мировая звезда – и какой-то Паустовский?! Начальник, тоже обалдевший поначалу, опомнился первым: с жиру звезда бесится. Ничего, и не такие причуды полоумных звёзд пережили!
И всех мигом – на ноги! К вечеру Паустовского, уже полуживого, умирающего в дешёвой больнице, разыскали. Объяснили суть нужной встречи. Но врачи запретили. Тогда компетентный товарищ попросил самого писателя. Но тот отказался. Потребовали! Не вышло. Пришлось – с непривычки неумело – умолять. Умолили...
И вот при громадном скоплении народу вечером на сцену ЦДЛ вышел, чуть пошатываясь, худой старик.
А через секунду на сцену вышла легендарная звезда, подруга Ремарка и Хемингуэя, – и вдруг, не сказав ни слова, грохнулась перед ним на колени. Потом, схватив его руку, начала её целовать и долго прижимала эту руку к своему лицу, залитому абсолютно не киношными слезами. И весь большой зал беззвучно застонал и замер, как в параличе. И только потом вдруг – медленно, неуверенно, оглядываясь, как бы стыдясь чего-то! – начал вставать. И встали все. И чей-то женский голос вдруг негромко выкрикнул что-то потрясённо-невнятное, и зал сразу прорвало просто бешеным водопадом рукоплесканий!
А потом, когда Паустовского усадили в старое кресло, и блестящий от слёз зал, отбив ладони, затих, Марлен Дитрих тихо объяснила, что прочла она книг немало, но самым большим литературным событием в своей жизни считает рассказ Паустовского «Телеграмма», который она случайно прочитала в переводе на немецкий. И, быстро утерев последнюю слезу, сказала – очень просто: «С тех пор я чувствовала как бы некий долг – поцеловать руку писателя, который это написал. И вот – сбылось! Я счастлива, что я успела это сделать. Спасибо вам всем – и спасибо России!»
Вот, собственно, и вся история.

Олег Осетинский, «Российская газета» от 25.05.2007 (приводится с незначительными сокращениями).