Неровность вычурная крыш течёт за горизонт.
Семнадцатый квартал. Париж. Чуть вздрагивает зонт.
И женщина французская, серьёзна и мила,
Спешит сквозь утро тусклое, – должно быть, проспала.

        И тем, кто встретится ей улочкою узкою,
        Не догадаться – здесь у всех свои дела –
        Она хоть бывшая, но подданная русская,
        Она такая же москвичка, как была.

У бывшей русской подданной в квартире кавардак,
А значит, что-то и в душе наверняка не так,
Но как легки её слова, и пусть неважно спит,
Но от "Столичной" голова под утро не болит.

        И, вспоминая сон про дворики арбатские,
        Она, как в реку, погружается в дела,
        И, несмотря на настроение дурацкое,
        Она такая же москвичка, как была.

Каштаны негры продают у площади Конкорд,
Бредёт сквозь лампочек салют бесснежный Новый Год.
И парижане, о своём задумавшись, спешат,
И Рождество – опять вдвоём с подружкою из США.

        Наполнит праздничный Париж вино французское,
        А ей пригрезится Москва – белым-бела.
        Она пьёт водку так, как подданная русская,
        Она такая же москвичка, как была.
        Наполнит праздничный Париж вино французское,
        А ей пригрезится Москва – белым-бела.
        Она хоть бывшая, но подданная русская,
        Она такая же москвичка, как была.

1990