Накренен потолок, по-таёжному воет оркестр,
Это – в центре Европы, среди разукрашенных баб.
Люстру взяв на прицел, он один (хотя стол на три места)
Пьет фужерами водку. Ему не до мелких забав.
Уже третий бокал, а в груди еще – минус пятнадцать.
Ледяные глаза отражают сверканье ножа.
И красивые девки, какие в тайге и не снятся,
Не садятся к нему – только издали взгляд обнажат.
Тает медленно лед, но в глазах его – странное дело –
Растекается злоба, сменяя восточный мороз.
И гривастый ударник глядит на него обалдело,
Когда вдруг он встает, прохрипев: «Гады, слушайте тост!»
Взглядом зал обведя, и туристские жирные лица,
Он кривит тонкий рот и лесистой трясет бородой:
«В Колыму бы вас всех! Под землею бы вам веселиться,
Чтоб вам души отчистил таежный песок золотой!
Нет, конечно. Сидите. Держитесь за девок.
Будь пистоль, я списал бы вас, сволочи, всех в счет ЗеКа!»
А когда выводили, когда уже шапку надели,
Он рыдал, как мальчишка, кусая соленый рукав.
|