Поверь, рассказ мой не из тех историй,
Что с армии привозят пацаны.
В моей судьбе была война, которой
Не значится в истории страны.
Мне кажется порой, что я там не был,
Но сон, как явь, хоть столько лет прошло:
Мой самолёт в тропическое небо
Вонзается серебряной стрелой.

Нам было двадцать – сыновьям России.
Готовым грудью встать за всю страну.
Виновных нет – мы сами попросились
На неофициальную войну.
Мальчишки! Не судите. Бога ради!
Мы думали – нам страшно повезло
С приятелем летать в одном отряде,
Бок о бок, так сказать, к крылу крыло.

Синие небеса над Россиею.
Облака в белом инее,
И закаты в росе.
Горько нам
В царстве неба жестокого:
Тридцать пять было соколов...
Уцелело лишь семь.

На стол все документы и награды!
И с этого мгновенья ты – никто.
Разведка – что слепой полёт над адом.
Сначала мы, вьетконговцы – потом.
И лезвие огня сияет ярко,
Предутреннюю вспарывая мглу,
Когда на форсаже уходит спарка,
Похожая на тонкую иглу.

Тот профиль самолёта в белых звёздах,
Наверно, мне не позабыть уже,
И тень ракеты класса «воздух-воздух»,
И перегрузки в диком вираже.
Моей машины бренные останки
Неслись к земле чадящей головнёй,
А в вышине два белозубых янки
Беззлобно хохотали надо мной.

Мне повезло: меня на третьи сутки,
Почти что, как в кино, отбил десант.
Потом хирург – большой любитель шутки –
Спросил, ну, как, мол, там, на небесах?
Я лишь мычал, наркозом оглушённый,
Но до сих пор в бреду кошмарных снов
Мне снится запах операционной
В сопровожденьи непечатных слов.

Да я-то ладно: мне Господь отмерил
За тех парней, что к звёздам вознеслись.
Обидно вот, что те, кому я верил,
От нас так суетливо отреклись.
Но навсегда со мной, как запах хлеба,
Тот сон, в котором – всем смертям назло –
Мой самолёт в тропическое небо
Вонзается серебряной стрелой!

1989